Слово новомучеников: священномученик Фаддей (Успенский)
Покой Христа во гробе как покой уснувшей, но готовой пробудиться новой жизни и необходимость для верующих во Христа взыскать этого Божественного покоя
(сказано в Великую Субботу в Вознесенской церкви г. Кузнецка 10 (23) апреля 1927 г.)
Скорбная седмица Страстей Христовых завершается ныне Святой Великой Субботой, в которую жизнь во гробе положился — Христос. Живот умирает и во гробе обитает[i].
Что может быть скорбнее зрелища смерти вообще, тем более смерти Того, в Ком была наша жизнь (Кол. 3: 3–4), свет и радость очей наших? Со Христом, жизнью нашей, сокрыта во гробе и наша собственная жизнь. И если мы, мало живущие во Христе, мало чувствуем это сокрытие, хотя и знаем, что без Христа, как ветви без лозы, не можем жить и делать (Ин. 15: 1и далее), то во всей силе скорбь, как оружие, пронзившую душу, чувствовала Богоматерь, как бы так говорившая: Радость Мне николиже отселе прикоснется, рыдающи, глаголаше Непорочная: Свет Мой и Радость Моя во гроб зайде: но не оставлю Его единаго, зде же умру, и спогребуся Ему[ii]. Слышим, как Она сподвизает и стадо вопити[iii]), начиная с апостольского лика. Вот снем Иосиф с древа с Никодимом одеющагося светом, яко ризою, и, видев мертва нага непогребена, благосердный плач восприим, рыдая, глаголаше: увы мне, Сладчайший Иисусе! Егоже вмале солнце на Кресте висима узревшее мраком облагашеся, и земля страхом колебашеся, и раздирашеся церковная завеса: но се ныне вижу Тя, мене ради волею подъемша смерть. Како погребу Тя, Боже мой, или какою плащаницею обвию? Коима ли рукама прикоснуся нетленному Твоему Телу? Или кия песни воспою Твоему исходу, Щедре?[iv] Солнце вкупе и луна померкше, Спасе, рабом благоразумным образовахуся, иже в черныя одежды облачатся[v].
Но гроб Христов, как ни скорбно его зрелище, заключает в себе и некоторое умерение печали уже потому, что через него прекратились безмерные страдания неповинного Христа, Праведника, Благодетеля человечества, восприявшего злая за благая (Пс. 108: 5). Он уже почил от нестерпимых мук сном смерти на Кресте, а во гробе этот покой еще более углубился, потому что в самых недрах земли скрыт Он от столь мучительных для Его исполненной любви души воплей злобы человеческой. Когда страдания становятся безмерными, нередко можно услышать из уст самих страдальцев или окружающих: «лучше уже скорее бы смерть». И в этом благодеяние смерти телесной, что она прекращает невыносимые муки. Сон смерти уподобляется через то благодетельному сну обычному, или забвению, хотя, конечно, горечь смерти через то лишь несколько ослабляется, однако не уничтожается.
Большее в несравненной степени утешение в том, что действительно Жизнь во гробе не умерла… но спит, как сказал некогда Господь о воскрешенной Им дочери Иаира (Мф. 9: 24). Правда, то — сон смерти, которая так страшна человеку, в такое отчаяние вводит живущих на земле, не видевших возврата из царства смерти к жизни, но смерть была столь страшной до Христа, Который Своим воскресением обратил ее в сон, благодетельный для верующих в Него. Сон Христов во гробе, бывший глубоким, непробудным для других сном смерти, начал вскоре являть в себе всё большие и большие признаки уснувшей, но не уничтоженной смертью жизни. Он переходит из глубокого, как сон смерти, в более и более легкий, как бы в тонкую дремоту, которую что-то малое, неуловимое отделяет от бодрствования. Вот каков покой Христа во гробе. Это покой не смерти вечной, а уснувшей, обновляющейся жизни, преддверие жизни, которое вот-вот должно открыться.
Христос, как зерно, заключающее в себе жизнь, сеется ныне в недра земные со слезами, но для того, чтобы, прозябши, потом мир радостносотворити[vi]. Как утешительно для верующих во Христа, что их тела сеются в недра земли лишь подобно зернам, хранящим в себе зачатки жизни Христовой, с тем, чтобы истлев, прозябнуть для новой жизни по воскресении!
Скорбен труд земледельца, бросающего семена в недра земли и не знающего, бросил ли он туда последние свои жизненные запасы или залог будущего урожая. Но велика радость, когда сеявший собирает плод многократный. Потому-то Адам перстный, который некогда убоялся Бога, ходившего в раю (Быт. 3: 10), ныне радуется, слыша хождение во аде нового Адама, Господа с небес (1 Кор. 15: 47), надеясь, что через привитие верой к новому Адаму и в нем, в первом, падшем Адаме, прозябнет новая жизнь, что от сего нового пшеничного зерна (Ин. 12: 23–24), зашедшего в недра земная многоперстный воздается клас, восставлены будут человецы, яже от Адама[vii]. Как закваска, скрытая в тесте, постепенно заставляет подниматься, бродить неподвижное вещество, так жизнь Христова во гробе производит брожение в царстве смерти, заставляет мертвое подниматься, обнаруживать всё большие признаки жизни. Покой Христа во гробе — это благословенный покой (суббота), в каковой вошел Христос Сын Божий после воссоздания, или нового творения человека, как некогда, совершив дела первого творения, почил Бог в день седьмый от всех дел Своих (Быт. 2: 2). Потому-то Святая Церковь в песнопениях нынешнего дня повторяет: сия суббота есть преблагословенная, в нейже Христос уснув, воскреснет тридневен[viii]. Потому-то плач надгробных песен в честь Христа умершего так смешан с радостью о близости Его воскресения. Как торжественно-победны, например, заключительные слова канона Великой Субботы (песнь 9-я): Да радуется тварь, да веселятся вси земнороднии, враг бо пленися ад, с миры жены да сретают, Адама со Евою избавляю всеродна, и в третий день воскресну, — так без слов как бы возглашает лежащий во гробе Божественный Мертвец.
Но если радости воскресения Христова сподобляются не все, то тем более эта радость, смешанная со скорбями надгробными в день сей, не охватывает сердец многих. Почему? Потому что не хотят многие почить от зла греха, который некогда и поверг человека, созданного для бессмертия, в сон смерти, заставив и Христа ради нас вкусить этого сна смерти. Сколь многие снова и снова стараются пробудить, оживить в себе то, что усыпил, умертвил Христос во гробе. Он Своей смертью умертвил грех, пригвоздив ко Кресту. Покоем Своим во гробе заставил умолкнуть всякую плоть человечу, поскольку в ней живут помышления на зло во все дни жизни человека (Быт. 6: 3, 5, 12; 8: 21; Рим. 7: 18).
Но, хотя Христос дал силу каждому усыпить и умертвить в себе грех, однако действительно может грех уснуть, умереть в сердце свободного существа — человека — тогда лишь, когда последний на то сам согласен. Умертвить свободное хотение греховное в человеке насильственно, без согласия человека, значило бы умертвить и свободную волю его, без которой не будет человек испытывать в жизни никакой радости, как лишенного и внешней свободы ничто не радует вполне, если не вливается в сердце его надежда на освобождение. В том-то и бедствие грешника, что сам он всегда, как море взволнованное, которое не может успокоиться и которого воды выбрасывают ил и грязь. Нет мира нечестивым (Ис. 57: 20–21).
Господь с самого начала учредил для человека субботу, чтобы хотя бы один день из семи он заботился об успокоении души от дел злых, искал покоя в Боге, в Котором одном может найти покой богоподобная душа человека. Но человек не помнит дня субботнего, как заповедано ему (Исх. 20: 8), или обращает субботу в неделание того, что нужно было бы делать в этот день, и в делание того, чего в субботу делать особенно не следовало бы. Если желание добра, жизни Божественной в человеке с его соизволения, даже нередко при его усилиях, к тому направленных, засыпает, и душа постоянно погружается в сон греховный, впадает в полное бесчувствие, окаменение сердца для движений добра; если сам неусыпный страж добра в человеке — совесть часто засыпает сном беспробудным, как бы мертвая, то, наоборот, при выполнении желаний греховных замечается в человеке какая-то неусыпная неутомимость. Человек в отношении страстей своих как бродящее вино, не успокаивается (Авв. 2: 5), пока не достигнет желаемого.
Апостолы спали в Гефсиманском саду, когда нужно было один час бдеть для ослабления смертельной скорби души Господа своего, а Иуда бдел, изобретая лучший способ предать Божественного Учителя, поистине уподобляясь диаволу, который никогда не спит, но не для добра, а для зла.
От нас самих зависит, давать или не давать душе своей покой от злых страстей, ее мучащих, для умерщвления которых Господь возлег во гробе, вводя желающих в блаженный покой своей жизни, чуждый греха и страстей. Мы должны искать ежедневно для души своей такого покоя Христова, чтобы жизненные силы ее подкреплялись, как силы телесные восстанавливаются сном. Если не взыщем этого покоя в Боге, мира совести, нарушаемого движениями в душе страстей, то душа будет более и более страдать, болезновать подобно тому, как страдает лишаемое сна тело, когда человек дни и ночи проводит в безвременном веселье, в неумеренных, отгоняющих сон хлопотах ради земного своего благополучия. Тело от лишения сна или болезненной бессонницы тяжело страдает и наконец умирает — так душа, постоянно лишаемая свойственного ей покоя в Боге, в Котором источник ее жизни и блаженства, начинает тяжело страдать от собственной злобы, отнимающей у нее покой, мир совести; муки совести, никогда не успокаиваемой, переходят в нескончаемую муку вечную, терпящие каковую не будут иметь покоя ни днем, ни ночью, но дым мучения их будет восходить во веки веков (Откр. 14: 11).
Взыщем покоя Божественного теперь же, пока не поздно, пока не застигла ночь смерти, когда никто не может делать (Ин. 9: 4), чтобы, опоздав, не лишиться нам этого покоя навеки. Почием мало от работы греховной, чтобы душа, укрепившись силами, могла сколько-нибудь потрудиться и для приобретения покоя вечного, блаженного.
Чаще и чаще да молчит всякая плоть человеча по подобию плоти Господа, уснувшей во гробе, молчит для смертоносных страстей плоти, для более свободного возрастания в душе начатков жизни Христовой, сдавливаемой тяготой плоти. Тогда всё более и более будет душа жить во Христе, входить в радость Господа своего (Мф. 25: 21), Который был мертв, и се, жив во веки веков, и имеет ключи ада и смерти (Откр. 1: 18), чтобы всем отверзать входы в жизнь вечную, сладостную, невозмутимого покоя и радости Его преисполненную.
Божественный покой, в какой вводимся мы через покой Христов во гробе, и способы, какими совершается это введение
(сказано в Святую Великую Субботу в Владимирской (Маминской) церкви г. Саратова 1 (14) апреля 1928 г.)
Распявшись на Древе Крестном, Господь Иисус Христос совершил величайшее из дел домостроительства нашего спасения — насадил снова с величайшим подвигом «древо жизни», так горько утраченное падшим праотцем Адамом в раю. Ныне Единородный Сын Божий, подобно тому как прежде Бог, сотворив в шесть дней мир, почил от всех дел Своих в день седьмой (Быт. 2: 2), также почил от совершенного Им дела спасения, упокоившись во гробе в сию благословенную субботу.
Дивно творение мира силой всемогущества Божия, еще более дивно новое творение — воссоздание посредством Креста падшего человечества. Там явлена во всем величии всемогущая сила Творца, здесь — беспредельная любовь Бога, спасающего мир смертью Сына Своего. Тогда Той рече, и быша, Той повеле, и создашася действием Слова Божия (Пс. 32: 9) — здесь умолкло Слово Божие во гробе, чтобы через самый покой Его стало всё новым (2 Кор. 5: 17).
Благословенна суббота по упокоении от всех дел творения, тем более сия суббота есть преблагословенная, в нейже Христос уснув, воскреснет тридневен[ix]. Там положено начало субботы ветхозаветной, подлинный смысл которой извратили люди, державшиеся «сени» (То есть тени, образа, а не существа дела), — здесь новое субботство (Евр. 4: 9), истинный покой Божественной жизни, которого уже нельзя стало перетолковать, когда «сень» сменилась «истиною», разве хотят некоторые закрыть глаза и на сияющую дневным светом истину. И с каким благоговением любви ко Христу, ради нас почившему во гробе, должны мы совершать новую субботу! Если при гробе обычного мертвеца соблюдается известный как бы священный покой, то какой сугубо усиленный покой должны соблюдать мы, устранив от себя всякий шум суеты и страстей житейских, внимая призыву: Да молчит всякая плоть человеча, и да стоит со страхом и трепетом, и ничтоже земное в себе да помышляет!
Но в чем же должно состоять наше новозаветное христианское субботство? Не в чем ином, как в том, чтобы войти в покой Сына Божия, зримого нами во гробе. Покой Божественный не подобен человеческому: Отец Мой доныне делает, и Я делаю (Ин. 5: 17), говорил Господь Иисус Христос иудеям, изъясняя смысл субботы. Покой Христов во гробе не покой мертвенной неподвижности, происходящей от полного угасания жизни, но покой полной жизнедеятельности, при видимой мертвенной неподвижности, покой новой, преобразующейся сокровенно жизни. Ведь и обычный покой телесного сна, при полной иногда неподвижности спящего, на самом деле не есть прекращение самой жизни, а только преобразование ее в иной вид обновленный, восстановление жизненных сил. Даже при покое смерти, если тело прекращает всякое движение, то не может прекратить всякого движения жизни душа, от тела отделившаяся, хотя, пока люди видят всеобщее господство смерти и не имеют живой веры в воскресение, покой смерти кажется им не имеющим ничего общего с покоем сна.
Тем более смертный покой Христа во гробе не есть полное прекращение жизни: душа Христова отделилась от тела, престала в нем действовать, но не осталась без жизнедеятельности, только особого рода.
Введение Христом нас в покой Свой началось на Кресте, к которому Он пригвоздил грех наш для совершенного, конечного его «недвижения» (синаксарь Великого Пятка), ибо именно грех, сделав ближайшим своим седалищем плоть, отнимал у человека дарованный богоподобному духу покой. Ведь душа, и отрешаясь от плоти, могла бы продолжать быть общницей жизни Божественной, влитой в нее от создания: богоподобная душа сама собой, по природе влечется к жизни Божественной, как растение естественно тянется к солнцу, от которого исходят свет и теплота, поддерживающие и способствующие возрастанию жизни растения. Но жизнь плотская, при которой душа вся обращена к плоти, в плоти как бы вся растворилась, как бы в душе своей особой жизни и не было, мешает раскрыться в душе начаткам жизни Божественной. Такое извращение жизни происходит не от самой по себе плоти, а от греха, извратившего жизнь плоти и духа, поработившего дух плоти, в «плоть» самый дух обратившего, срастворившего дух в плоти до неощутимости, подобно тому как только особыми искусственными средствами можно выделить срастворившийся с каким-либо веществом воздух или иной газ. После же того, как на Кресте совершилось полное «недвижение» греха, умерщвление его, и плоть Христова, бывшая у человека седалищем греха, упокоилась во гробе, дух получает возможность беспрепятственно, без «суеты и томления» (Еккл. 1: 14) жить своей богоподобной жизнью, входить свободно в покой Божественной жизни, которая всаждена в дух человека от создания, по грехам же вся возмущена, приведена в полное расстройство.
Вот каков покой Христов во гробе; вот суббота Христова покоя, вводящая нас в Божественный покой.
Но вошли ли мы в этот покой? В него вошли Ангелы Божии на Небе, святые Божии, окончившие труды и подвиги жизни земной, победившие в себе страсти, достигшие блаженного покоя без страстей. Это не мертвенный покой, ибо Ангелы Божии и святые преисполнены такой всерадостной жизни, такого блаженного, сладостного жизнедеятельного покоя от вселившейся в них любви Божией, какие почти неизвестны, непредставимы для обычных людей. Только тот, чья душа полна блаженством беспредельной любви, может отчасти понимать, как душа, будучи преисполнена блаженного покоя, радости, в то же время полна жизнедеятельности более напряженной, чем когда проявляла суетливую, кипучую, неусыпную, многозаботливую житейскую деятельность. И неужели переживающий блаженный покой любви захочет сменить его вскоре же на кипучую жизнедеятельность, радостного покоя и удовлетворения в душу не вносящую, напротив, производящую в последней томление, расстройство, не дающие ей успокоиться ни днем, ни ночью? Безмерные заботы сушат жизнь души — блаженная, спокойная радость, наполняя душу удовлетворением, производит расцвет жизни души.
Христос Своим покоем во гробе полагает основание такому блаженному покою жизни Божественной и для падшего человека. Только последний не может приобрести его сразу. Ведь жизнь души человека падшего подобна морю, вечно волнуемому страстями житейскими. Вечно дуют на это море ветры, бури страстей — как же ему сразу успокоиться? Даже когда наступает временное затишье, безветрие, душа всё еще долго волнуется, как и волнение на море обычном лишь постепенно, а не сразу улегается. Потому-то, говорил еще древний пророк Исаия: нечестивые — как море взволнованное, которое не может успокоиться и которого воды выбрасывают ил и грязь. Нет мира нечестивым, говорит Бог мой (Ис. 57: 20–21).
Только после трудов в течение многих лет, даже до конца жизни, входили святые Божии в желанный покой бесстрастия. Преподобная Мария Египетская, взволновавшая душу свою страстями, как бездну моря, услышала глас свыше, что за Иорданом найдет она себе покой. Она ушла в безмолвие пустыни, но прошло семнадцать лет мучительных волнений от поднимавшихся снова и снова со дна души воспоминаний, образов и желаний страстных, пока она вошла в покой. Что же сказать нам о себе, душа которых постоянно мятется и ищет не покоя, а бури страстей, сама волнение их в себе вызывает, усиливает в себе? Как часто Господь укрощает бурное волнение души, а человек снова и снова приводит душу в волнение посредством страстей, от которого так часто погибает, так часто готов бывает взывать, подобно ученикам Христовым на море: Господи! спаси нас, погибаем (Мф. 8: 25). Так часто бывает с душой то, что описывает псалмопевец, говоря о плавающих в море: И восстанет бурный ветер и высоко поднимает волны его: восходят до небес, нисходят до бездны; душа их истаевает в бедствии; они кружатся и шатаются, как пьяные, и вся мудрость их исчезает. Но воззвали к Господу в скорби своей, и Он вывел их из бедствия их. Он превращает бурю в тишину, и волны умолкают. И веселятся, что они утихли, и Он приводит их к желаемой пристани. Да славят Господа за милость Его и за чудные дела Его для сынов человеческих! (Пс. 106: 25–31).
Не должен человек допускать, чтобы жизнь его души выступала из берегов от погибельного волнения страстей, чтобы дыхание последних производило подобное волнение. Волнуется душа от гнева — не давай волнению усилиться, замолчи, удержись от предпринятого поступка, и увидишь, как тишина для души благотворна, от каких бедствий житейских она тебя предотвратила. Не волнуй взора страстью, отврати очи от соблазна: малое волнение души от взгляда иногда переходит в бурю страсти, которую человек не в силах укротить в себе никакими усилиями воли. Так поступать должен человек со всяким движением в душе греховной страсти, не давая естественным влечениям души переходить в необузданную страсть, пагубную для жизни. Богом благословенные радости жизни человек может вкусить в мире без смущения, пагубного расстройства и волнения в душе, производимых страстью.
Как пагубно полагать радость жизни в вечном волнении страстей! Разве не замечает постоянно человек, что волнение страсти сначала кажется приятным, производит как бы подъем жизни, а потом становится неудержимым, мучительным, влечет за собой множество житейских бед? Как часто разбивается корабль земного благополучия от этого необузданного волнения страстей! Постоянная борьба со страстями, бегание от их шума; молитва, успокаивающая душу и волнующие ее страсти; печаль покаяния, как бы елей, изливаемый в волнующееся море страстей житейских; возгревание в душе вместо любви к миру беспредельной любви ко Христу, вливающей в нее сладостный покой, вводящее душу в жизненное общение со Христом, как ветвь с лозой, — это средства к умиротворению души, к вхождению ее в покой Христов.
Все эти законы духовной жизни и должны мы вспомнить ныне, взирая на Божественного Мертвеца Христа, Своим покоем во гробе вводящего нас в истинный покой Божественной жизни. Да молчит всякая плоть человеча особенно ныне, да понуждается она к молчанию и во всякое время, да прилагает человек ежедневную заботу к введению души своей в блаженный покой бесстрастия, помимо которого никогда не найдет тихой пристани жизни! Пусть, видя свое бессилие утишить в себе пагубное волнение страстей, взывает непрестанно ко Христу, укрощающему бури моря житейского, но и сам, моля о том Христа, пусть не возбуждает снова и снова волнения страстей в душе своей!
И тогда исполнится на человеке обетование: Придите ко Мне все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас (Мф. 11: 28), начало и основание какового покоя положено покоем Христа во гробе.
[i] Утреня Великой Субботы. Статия 1-я на непорочных. Тропари 1-й и 2-й.
[ii] Повечерие Великого Пятка, тропарь 9-й песни канона.
[iii] Утреня Великой Субботы. Статия 1-я на непорочных. Тропарь 51-й.
[iv] Во Святый и Великий Пяток на вечерне стихира на стиховне на «Слава», глас 5-й.
[v] Утреня Великой Субботы. Статия 2-я на непорочных. Тропарь 107-й. Рус.: Померкли вместе солнце и луна, Спасе, уподобляясь благоразумным рабам, которые облекаются в траурные одежды.
[vi] Там же. Тропарь 87-й. Рус.: наполнит мир радостью.
[vii] Там же. Статия 1-я на непорочных. Тропарь 29-й. Рус.: Подобно пшеничному зерну, погрузившемуся в глубину земли, Ты произрастил плодородный колос, восстановив смертных, происшедших от Адама.
[viii] Кондак и икос Великой Субботы.
[ix] Кондак Великой Субботы.